Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она - Софи С./М.

Смущённая бытующим в народе мнением о мазохистах, боли и унижении, она терялась. Люди говорили так: мазохисты – это чокнутые, что любят боль. Просто боль, любую боль, и за ней ничего не стоит? Можно подумать, ударившись ногой о косяк, испытываешь блаженство… Они упоминали и унижение, но так же размыто. Говорили, любят эти чокнутые, когда их унижают. Выходит, назовут тебя растяпой или толстухой, а ты прямо расплылся в улыбке… Некоторые знали и о сексуальном возбуждении от таких вещей, и наверно, представляли себе это так: ударился этот чокнутый ногой о косяк, чуть подвозбудился, потом, его на людях назвали растяпой, он едва не кончил, а в итоге кто-то изловил его в подворотне и намял бока – тут-то он и кончил от боли. Конечно, как ещё? Эти чокнутые до того любят боль, что прямо от неё и кончают.

Мазохистов она, конечно, не встречала, но положим, они и в самом деле любят ощущение боли. Каждый из них выбирает определённую боль в определённом контексте. Тут и способ, и интенсивность варьируют. Это уже говорит о чём-то. За болью обязательно что-то стоит.

Она пыталась выстроить схему того, что стоит за болью для неё. Распоряжение здесь является само собой разумеющимся и принуждение тоже. Фундамент всего – власть. Власть до степени владения с одной стороны и принадлежность с другой – на этом строятся положения о требовании подчинения. Проявлением власти может быть причинение боли (с целью подчинить) и другие варианты распоряжения телом. Исходя из этого, выбран и вид боли, и её контекст…

В итоге, оформились пунктики унижения, что возбуждает. Это: беспомощность или даже бесправность, слабость в противостоянии, интимность (обнажение интимных мест), наказание, как поучительный момент, и наконец, сломленность – благодарность и вина.

Наверняка, кто-то сексуализировал иные пункты, ей никогда не было интересно какие именно, потому что и от своих, бывало, делалось мерзко, что уж говорить о тех, что не возбуждают…

Все пункты она вычислила не сразу: пришлось разобрать по полочкам много фантазий. Они бывали очень разными, но строились по определённой схеме чувственности. Сюжеты приветствовали пленниц, всегда юных и симпатично нежных, под словом пленница могло быть всё, вплоть до бесправного положения в обществе или безысходности. Момент интимности стал задевать её лет в шесть, когда оголить некоторые места было щекотливо до отвращения, и все сюсюканья, особенно по поводу округлостей, стали раздражать. Нет большего умаления личности, чем когда всё сокровенное в ней раскрыто глазу и руке – насильственно и по праву собственности. Этот момент тесно связан с наказанием, которому, в отличие от насилия обыкновенного, вместо агрессии, свойственно спокойствие (расчёт на подчинение и «благой» посыл).

Оказавшись в положении раба, ты можешь рассчитывать лишь на добрую волю хозяина, ибо ему позволено безнаказанно совершать с тобой всё, и здесь по-прежнему обольщала забота, а отнюдь не эгоцентричность и чрезмерная строгость. Она обожала контрастность заботы на фоне возможной в таких случаях тирании. Тут, бывало, выдумывались целые киноленты, где и любовь, и все сопутствующие страсти. Сложно завёрнуто: об этом можно фантазировать часами, получая приятные эмоции, а можно ужесточить на пару мгновений и возбудиться. Так, на выходе она получила пропорцию из добрых и злых фантазий – одни для души, другие для тела. С мужчиной, в этом смысле, она, словно хотела быть маленькой девочкой в жизни, а в постели – похотливой сучкой, которую можно не только «взять», но и взять силой, унизить физически или морально (лишь словом).

Правда у каждого своя, и переламывая одного, другой всегда эгоцентричен, а прикрывая это благом ещё и подл. Тут работает кто сильнее, тот и прав – это дико и низко. Она понимала: не уважающий женщину о ней не заботится. Тот, кто позволяет себе насилие, далёк от любви, и даже от меры – бережного отношения тут не жди. Нет никакого «добра в зле». Нет истинного насилия во благо – не тому, над кем оно свершается. Вершат его злые, подлые люди – от таких рыдают и в жизни, и в постели.

«Может, самым восприимчивым, застенчивым и гордым даётся возможность получать от унижения сексуальное удовольствие, чтобы они не сошли с ума» – думала она. Это не правда. От настоящего унижения нет ни морального, ни физического удовольствия. Только страшно, обидно и горько. Так что, ни от чего дурного такая особенность не хранит. Она выращивает искажённое видение жизни, и в здравом уме оно становится сказкой на ночь – чувственным вздохом на чувственные места.

В фантазии бесправность представлялась настоящей, а подчинение вынужденным в силу бесправности; в «злой» фантазии бывали и плохие персонажи, там редко изображалось какое-либо возбуждение от мук, оно возникало наяву – от этой самой фантазии. Окажись она и в самом деле пленницей, так повесилась бы, а унижай её, к примеру, школьный учитель, явно не возбудилась бы – это понятно. Было сложно представить, как может её сексуальная особенность сочетаться с иными качествами – гордостью, ранимостью, вспыльчивостью и отвращением к насилию. Привыкшая к фантазиям, она воспринимала их как сон. Думалось, они ничего не меняют: она будет искать парня, исходя из своих жизненных ценностей. Она мечтала о настоящей любви, о парне с чистым взором, которому веришь, знаешь, что не будешь предана: ни в болезни, ни в беде. Даже не зная о культуре БДСМ, она понимала, что ей нужен девиант – такой же, как и она сама. Не злодей, а хороший человек, в её понимании, по крайней мере.

Задумавшись над этим, она прочла несколько статей. Верхние, инструктируя по таким отношениям, всё твердили «нижняя» и «делайте с ней вот так»; нижние, в свою очередь, писали как быть с верхним. Создавалось впечатление, будто верх и низ – не люди вовсе, а что-то вроде масти лошадей, и чтобы решить вопрос отношения к ним, достаточно купить пособие в картинках. Это показалось ей странным. Искусству любви, возможно, и учат, только вот главное здесь чувства двоих, это же не мастерство резьбы по металлу. Потребности… Пусть не уникальны, так неповторимы в уникальных деталях, которые безумно важны – здесь не место шаблонам, думала она, а вот писаки находили им место везде. Под отношениями «верх-низ» нередко подразумевались отношениях в целом: в статьях изгалялись так, что обозначили этапы отношений, вплоть до первого предложения секса. Всюду сквозило это гадкое «нижняя», будто она таковая по сути – нет в ней человека и всё, а если он и есть, то второсортный. Такие простые вещи, а людям не понятны: за каждой «девочка для чмора», ещё и девушка, не типовая, как и все мы, но все мы хотим, чтобы нас любили.

Попав на специальный сайт, она удивилась ещё сильней. Одни, неуравновешенные и злорадные, чуть что, оскорбляли со всей злостью – прямо чувствовалось, что они такие и есть. Другие – до абсурда глупы: делали это намеренно – и правда верили, что существуют женщины, предпочитающие язвительных хамов, эгоистов и прочих негодяев. Они недоумевали, отчего ей, неразумной, не нравятся умные советы о том, как строить жизнь от тех, кто в глаза её не видел. Поучения она не ценит, оскорбления тоже, ещё нижней назвалась… Так и хотелось спросить: вы считаете, что тут собрались сумасшедшие? Раз уж тут спрос на хамов, так может, и на насильников тоже? Как насчёт прочих моральных уродов? Может, особой популярностью пользуются ничтожества, избивающие беззащитных – животных, детей? Признавайтесь! Тем, кто ищет серьёзных отношений – есть ли тут женщина, подыскивающая будущему ребёнку подонка отца?

Вдоволь хлебнув гадостей на сайте, она поняла, что люди эти не столько считают нижних «сумасшедшими», сколько не годными для отношений. Они не видят в них женщин потому, что женщин, по их мнению, в них должны видеть «ванильные» партнёры, а верхние – использовать по назначению. Они, женатые или в отношениях, предают своих избранниц ради того, чтобы во всю чморить нижних девушек, высмеивая их желание найти в верхнем мужчине любовь и создать с ним семью. Тем, кто надеется здесь на любовь и верность, кричат «идиотки!», будто никого не любить и быть предателем – образцовое поведение.

Без чувств не выходит ничего стоящего: ни произведения искусства, ни даже утреннего омлета. Как можно заниматься «вещами сокровенными» без чувств? Самое сладкое – проникнуться к человеку, к его доброте, к глубине его личности… И обнаружить в нём потаённую силу. Это так контрастно и пленительно… Это обещание самых ярких эмоций. Раз уж система этого не даёт, к чёрту любовь, думает Вероника, пусть я хочу лишь секса: один пишет «без секса», другой – пытается быть как можно гаже, будто каждая в восторге от того, что какой-то урод пройдётся по ней плетьми и отымеет. Если это не навредит физически, так убежишь оплёванной, и до старости плеваться будешь.